На круги своя. Повесть и рассказы - Александр Федорович Тебеньков

Она перестала смеяться.

– Да ну тебя, ей Богу! Ну, насмешил! Чтобы ты, да ее не помнил, ну и дела-а, – она покрутила головой.

Глаза ее блестели. Она посмотрела на Алексея и вдруг негромко охнула.

– Да ты что, Алеша? – Она понизила голос. – Да ты прямо в лице переменился.

Алексей досадливо махнул рукой, привстал и снова сел.

– Погоди, – Ольга присела на подлокотник его кресла и попыталась заглянуть в лицо. – Да ты, никак…

– Ничего, ничего, Оля. Все в порядке. В норме.

– Погоди! Неужели ты…

– Да помню я, помню, – сказал Алексей и поморщился. – Все я помню, никого не забыл. И… ее помню. – Он хотел сказать «Марину», но сказал «ее». Почему-то он не мог вот так, просто-запросто назвать это имя. Не мог – и все тут.

Нет, не таким он представлял себе этот разговор.

Вчера, конечно, было не до него. Да и сегодня с утра тоже. Алексей подсознательно все время носил в себе начало этого разговора, он только никак не мог выбрать, с кем же его начать. С Юрой? Не избежишь, пока он не поймет, грубоватых шуток и многозначительных подмигиваний… С Ольгой? Но с женщиной – о женщине, как-то не то получится… С кем-нибудь из пришедших? Но только с Юрой да, пожалуй, немного с Ольгой у него успел наладиться тот душевный контакт, который позволил бы коснуться такой щекотливой темы…

И Алексей все отодвигал разговор «на потом».

Он сидел к Ольге в пол-оборота, боковым зрением видя ее лицо. Брови ее сосредоточенно сдвинулись, на лбу появилась упрямая поперечная складка – она о чем-то думала. Потом она чему-то кивнула, словно в подтверждение своих мыслей, положила ему на рукав пиджака руку, легонько пожала, шепнув: «Подожди», и вышла из комнаты.

Вернулась она с двумя рюмками, наполненными золотистой жидкостью, и протянула одну Алексею.

– Давай выпьем, Алеша. За тебя, чтобы у тебя все было хорошо… Это настоящий «Токай».

Вчерашний коньяк за ночь выветрился, а сегодня он старался пить только сухое, памятуя, что выпить придется с каждым, да не дай Бог, не один раз. Но к счастью – еще один весомый плюс здешней компании – пить его, как, впрочем, он заметил, и остальных, никто не заставлял. Как сказал утром Юра: «Чувствуй себя абсолютно раскованно, старик. У нас полная свобода личности: каждому по потребностям соизмеримо с его возможностями».

Они чокнулись и, глядя в глаза друг другу, медленно, смакуя, выпили.

– Люблю грешным делом хорошее вино, – сказала Ольга, смешно, по-детски облизывая губы. Потом снова присела на подлокотник. – Леша, – начала она неуверенно. – Ты извини, мне показалось…

– Да нет, ничего, что ты, – слабо улыбнулся он. – В чем извинить?

– Наверно, мне показалось… Ты, никак, все еще… ну, неравнодушен, что ли?

Алексей ничего не ответил. Он упрямо сжал губы и глядел перед собой. Нет, не такой разговор и не в такой обстановке мыслился ему.

Ольга резко поднялась и, потянув за руку, заставила его встать.

– Вот что, пойдем-ка на кухню, – решительно сказала она. – Там никто не помешает.

…Она уже не была веселой и оживленной хозяйкой дома, его одноклассницей. Перед ним стояла, положив руки ему на плечи и заглядывая в лицо, странно знакомая женщина, близкая и понятная, как сестра. Она смотрела на него с восхищенным удивлением и страхом, и непонятной Алексею тоской, и у него неожиданно появилось впечатление, что она как будто первый раз увидела его. Она вглядывалась в его лицо, ресницы ее трепетали от волнения, губы полураскрылись и тоже подрагивали. Потом она вдруг всхлипнула, глаза ее стали быстро наполняться слезами.

– Ой, Алешенька, да что же будет, – сказала она шепотом. – Ой, господи, Боже мой, да что же будет-то… Ты ее до сих пор любишь, да?

Слезы выливались у нее из глаз двумя извилистыми дорожками. Она шептала:

– Господи, Леша, да как же так может быть… Да что же будет-то, Леша…

– Что ты, Оля, – Алексей сделал неловкую попытку высвободиться. – Перестань, слышишь. Что было – то было, а сейчас что толку… И быльем поросло. – Он осторожно снял ее руки с плеч. – Ну, не надо, Оленька. Ничего не будет, как все было, так и останется… Что ты, в самом деле. Сама расстроилась, меня тоже расстроила. Видишь, – он вытащил из кармана круглый металлический пенальчик и потряс им. – Валидолишко, брат Ольга. Стареем, стареем, сердчишко ни к черту.

Он открутил крышку, вытряхнул на ладонь неполный столбик завернутых в вощеную бумагу таблеток. Достал одну и привычным движением сунул под язык. Закручивая крышку, успокаивающе сказал:

– Ничего, Ольга батьковна, может, все оно к лучшему.

– Ты сядь, Алеша.

– Пойдем лучше туда, вон там как весело.

Ольга с досадой поморщилась.

Там, в комнатах, уже включили магнитофон. Гром ударных, резкие синкопы трубы отчаянными всплесками доносились на кухню. Ольга уже не плакала. Она успела ополоснуть лицо здесь же под краном, и у нее в волосах блестели в солнечном луче маленькие капельки-росинки. Она сидела за столом у газовой плиты и методично терла кухонным полотенцем край стола из веселого светло-зеленого пластика. Лицо ее было серьезным и сосредоточенным.

– Ты сядь, Алеша.

Алексей послушно сел напротив, по другую сторону стола. Сел и положил сцепленные пальцами руки перед собой.

– Пожалуйста, Оленька.

– Ты знаешь… – Она прерывисто вздохнула. – Ты знаешь что… Она ведь сейчас здесь.

Алексей вдруг сделался легким-легким, до невероятности невесомым. Он наклонился над столом и не почувствовал своего тела. Он не понял даже, как же он может наклоняться, совершенно его не чувствуя.

– Она живет у сестры. Недалеко, на Комсомольской.

Алексей встал и растерянно посмотрел по сторонам. Снова сел и опять поднялся. Сделал шаг, другой к выходу из кухни, запахнулся и застегнул пиджак на все пуговицы, потом снова расстегнул его.

– Она приехала в отпуск откуда-то с севера. Такая… такая нервная вся, замкнутая. Я с ней случайно встретилась на улице. Как раз под Новый год. Мы зашли к ней, посидели, поговорили… Странная она какая-то стала. Как вроде обиженная на весь белый свет… И недавно, кажется, на прошлой неделе… или нет, на позапрошлой я ее снова видела. В универмаге. Я еще тогда, на Новый год, приглашала ее к нам, но она и слышать не захотела. С нашими ни с кем отношений не поддерживает. Вроде как нет ее здесь. Я потому вчера вечером, когда мы звонили, и забыла про нее.

– Оля…

– Да?

– Ты знаешь, где она живет?

– Да-да, конечноl

– Ты не могла бы…

– Конечно, конечно! Мы можем прямо сейчас…

Алексей напряженно кивнул.

– Я сейчас, только Юру предупредить… Нет, нет, – быстро сказала она, заметив невольное движение Алексея. – Нет-нет, я никому ничего. Просто скажу, что мы с тобой прогуляемся… в магазин, допустим.

Они вышли из дома. Ольга сразу взяла его под руку и повела через дворы на соседнюю улицу, молча, искоса поглядывая на него снизу вверх, суетливым движением правой руки поправляя сбивающийся пуховый платок.

Они прошли мимо старого кинотеатра, переделанного в свое время из жилого дома. Сейчас он называется «Знамя», машинально отметил про себя Алексей. А как он назывался тогда? Их любимый кинотеатр… Еще несколько десятков шагов он безуспешно пытался вспомнить, но вдруг резко остановился.

– Что с тобой, Алешенька? – тревожно спросила Ольга.

– Там же Комсомольская?

– Да, – Ольга недоуменно посмотрела на него. – А что?

Алексей стоял, сраженный внезапной догадкой.

– Послушай, Оля, – он перевел дух. – Она… живет там же?

– Где, Алешенька?

– Ну, там же, где тогда?

– Да-да, Алешенька, в той же самой квартире она и живет! Сестра-то ее никуда не уезжала, и она сейчас у нее остановилась. Квартира же большая, трехкомнатная, послевоенной сразу планировки.

Теперь они шли быстрее. Ольга не успевала за Алексеем, ей часто приходилось менять скорый шаг на неуклюжие пробежки. Алексей не замечал этого.

Он шел широко и размашисто, не глядя по сторонам, только вниз, под ноги, и не обращал внимания на подлаживающуюся к нему сбоку Ольгу. Теперь он